II. Право
I. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции
92. Заявитель жалуется на условия его содержания в следственном изоляторе ИЗ-47/1 г.Магадана. При этом заявитель ссылается на Статью 3 Конвенции, которая устанавливает:
«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию».
Заявитель, в частности, ссылается на переполненность камеры, в которой он содержался, антисанитарные условия содержания в ней, а также на длительность срока, в течение которого он находился под стражей в таких условиях, что отрицательно сказалось на его физическом здоровье и подвергло его унижению и страданиям.
93. Власти Российской Федерации утверждали, что условия содержания под стражей заявителя не могут приравниваться к пытке или бесчеловечному либо унижающему достоинство наказанию. Условия содержания заявителя не отличались от условий содержания большинства лиц, заключенных под стражу в России, или, по крайней мере, не были хуже. Власти не имели умысла на причинение физических страданий заявителю или вреда его здоровью. Администрация следственного изолятора предприняла все возможные меры, чтобы обеспечить лиц, страдающих заболеваниями, медицинской помощью, и не допустить инфекционного заражения других заключенных.
94. Власти Российской Федерации признали тот факт, что по причинам состояния экономики условия содержания лиц под стражей в России весьма неудовлетворительны и не отвечают требованиям, установленным для пенитенциарных учреждений других государств — членов Совета Европы. При этом Российское государство делает все возможное, чтобы улучшить условия содержания под стражей в России. Государство приняло ряд целевых программ строительства новых следственных изоляторов и реконструкции имеющихся и программ борьбы с туберкулезом и другими инфекционными заболеваниями в местах лишения свободы. Реализация этих программ позволит вдвое увеличить площади для заключенных и улучшить санитарные условия в следственных изоляторах.
95. Суд напоминает, что Статья 3 Конвенции закрепила один из фундаментальных идеалов демократического общества. Она в абсолютных выражениях запрещает пытку либо бесчеловечное или унижающее достоинство человека обращение или наказание вне зависимости от обстоятельств и образа действий жертвы (см., например, постановление Большой Палаты Европейского cуда по делу «Лабита против Италии» (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, _ 119, ECHR 2000-IV).
Суд также напоминает, что в соответствии с установленными им в нормах прецедентного права требованиями, неправомерное обращение с человеком должно нести в себе некий минимум жестокости, чтобы на акт такого обращения распространялось действие Статьи 3 Конвенции. Оценка этого минимума относительна — она зависит от обстоятельств дела, таких как продолжительность неправомерного обращения с человеком, его физические и психические последствия для человека, а в некоторых случаях принимаются во внимание пол, возраст и состояние здоровья жертвы (среди других источников правовых требований по данному вопросу см., в частности, постановление Европейского суда по делу «Ирландия против Соединенного Королевства» (Ireland v. United Kingdom) от 18 января 1978 г. Series A, N 25, p. 65, _ 162).
Суд в своей практике относил обращение с тем или иным лицом к категории «бесчеловечного», inter alia, в случае преднамеренного характера такого обращения, если оно имело место на протяжении нескольких часов беспрерывно или если в результате этого обращения был нанесен реальный физический вред человеку либо причинены глубокие физические или психические страдания. Обращение с человеком считается «унижающим достоинство», если оно таково, что вызывает в жертвах такого обращения чувство страха, страдания и неполноценности, которые заставляют их ощущать себя униженными и попранными (см., например, постановление Большой Палаты Европейского суда по делу «Кудла против Польши» (Kudla v. Poland), жалоба N 30210/96, _ 92, ECHR 2000-XI). Изучая вопрос о том, какая форма обращения с человеком является «унижающей достоинство» в значении Статьи 3 Конвенции, Суд устанавливает, было ли целью обращения унизить и попрать достоинство лица и — что касается последствий — отразилось ли такое обращение на этом лице в форме, не совместимой со Статьей 3 (см., например, постановление Европейского суда по делу «Ранинен против Финляндии» (Raninen v. Finland) от 16 декабря 1997 г. Reports of Judgments and Decisions, 1997-VIII, pp. 2821 — 22, _ 55). Однако отсутствие таковой цели не исключает категорически возможность того, что Суд все-таки установит в обжалуемом деянии нарушение Статьи 3 (см., например, постановление Большой Палаты Европейского суда по делу «Пирс против Греции» (Peers v. Greece), жалоба N 28524/95, _ 74, ECHR 2001-III). Степень страдания и унижения как составляющих «унижающее достоинство» обращения, запрещенного Статьей 3, должна в любом случае быть выше степени страдания или унижения как неизбежного элемента той или иной конкретной формы правомерного обращения или законного наказания.
Довольно часто меры, связанные с лишением человека свободы, включают такой элемент. И все же нельзя утверждать, что содержание под стражей до Суда само по себе является проблемой в свете Статьи 3 Конвенции. Но нельзя и толковать Статью 3 как обязывающую соответствующие власти во всех случаях освобождать из-под стражи заключенного по причине плохого здоровья или направлять его в общую больницу для прохождения конкретно предписанного курса лечения.
Тем не менее в соответствии с этой Статьей государство должно принимать меры к тому, чтобы лицо содержалось бы под стражей в условиях, которые совместимы с уважением к человеческому достоинству. При этом формы и методы реализации этой меры пресечения не должны причинять ему лишения и страдания в более высокой степени, чем тот уровень страданий, который неизбежен при лишении свободы, а его здоровье и благополучие — с учетом практических требований режима лишения свободы — должны быть адекватно гарантированы (см. постановление Большой Палаты Европейского суда по делу «Дугоз против Греции» (Dougoz v. Greece), жалоба N 40907/98, 46, ECHR 2001-II).
96. В связи с настоящим делом Суд отмечает, что заявитель содержался в следственном изоляторе ИЗ-47/1 г. Магадана с 29 июня 1995 г. по 20 октября 1999 г. и затем с 9 декабря 1999 г. по 26 июня 2000 г. Суд напоминает, что в соответствии с общепризнанными принципами международного права нормы Конвенции имеют обязательную силу по отношению к Высоким Договаривающимся Сторонам только применительно к фактам, которые имели место после вступления ее в силу. Конвенция вступила в силу в отношении России 5 мая 1998 г. Однако, оценивая последствия для заявителя его условий содержания под стражей, которые в целом были одинаковы на всем протяжении его заключения, как до Суда, так и после его осуждения, Суд вправе рассмотреть весь период времени его нахождения под стражей, включая и время до 5 мая 1998 г.
97. Суд сразу же замечает, что площадь камеры, в которой содержался заявитель, была 17 кв. м. — согласно утверждениям заявителя, или 20, 8 кв. м. — согласно данным властей Российской Федерации. Камера была оборудована двухъярусными спальными местами и была рассчитана на 8 заключенных. Можно усомниться, насколько такие условия вправе считаться отвечающими приемлемым стандартам. В этой связи Суд напоминает, что Европейский Комитет по предотвращению пыток и бесчеловечного и негуманного обращения (далее — ЕКПП) принял площадь в 7 кв. м. на заключенного как примерный, желательный стандарт для обустройства камер для заключенных (см. Второй общий доклад ЕКПП. CPT/Inf (92) 3, _ 43), то есть 56 кв. м, если речь идет о 8 заключенных.
Согласно утверждениям заявителя, несмотря на то, что камера была рассчитана на 8 заключенных, обычно число заключенных в камере в период его пребывания там колебалось от 18 до 24 человек. В своем ходатайстве об освобождении из-под стражи от 27 декабря 1996 г. заявитель указывал, что в камере, оборудованной 8 спальными местами, находился 21 человек. В аналогичном ходатайстве от 8 июня 1999 г. он указывал, что в камере находилось 18 заключенных (см. выше __ 43 и 73).
Суд отмечает, что власти Российской Федерации со своей стороны признали, что ввиду общей переполненности данного следственного изолятора сверх нормы каждое спальное место в камерах использовалось двумя или тремя заключенными. Вместе с тем власти Российской Федерации, похоже, не согласились с заявителем относительно числа заключенных, содержавшихся в его камере. По утверждениям властей Российской Федерации в камере, где содержался заявитель, находилось 11 или более заключенных на каждый данный момент, а обычно число заключенных в ней было 14. Однако власти Российской Федерации не представили никаких доказательств в подтверждение приведенных ими данных. Согласно утверждению заявителя, число заключенных в камере было сокращено до 11 человек лишь марте — апреле 2000 года.
Суд не видит для себя необходимости разрешать разногласие между властями Российской Федерации и заявителем на сей счет. Представленные сведения свидетельствуют, что на каждый данный отрезок времени на каждого заключенного в камере, где содержался заявитель, приходилось 0,9 — 1,9 кв. м. площади. Таким образом, по мнению Суда, камера была постоянно сильно переполнена сверх нормы. Такое положение дел само по себе поднимает вопрос в силу Статьи 3 Конвенции.
Более того, из-за хронической переполненности заключенные в камере, где содержался заявитель, вынуждены были спать на койках по очереди, сменами по 8 часов. Из ходатайства заявителя об освобождении из-под стражи, поданного 16 июня 1999 г., следует, что в тот период он использовал спальное место для сна посменно с двумя другими заключенными (см. выше _ 74). Ненормальные условия сна усугублялись тем, что свет в камере был постоянно включен; они также усугублялись общей суетой и шумом в камере из-за большого числа находящихся в ней заключенных.
Лишение сна в результате действия этих факторов должно было стать тяжелым физическим и психологическим грузом для заявителя.
Суд далее замечает, что в камере, где содержался заявитель, не было надлежащей вентиляции, при том, что в ней находилось чересчур много заключенных, которым явно дозволялось курить в камере.
Хотя заявителю были разрешены прогулки на один или два часа, оставшуюся часть суток он проводил в камере, имея для себя ограниченное пространство и находясь в спертой атмосфере.
98. Суд далее отмечает, что камера, где содержался заявитель, кишела насекомыми, и что в период его заключения в камере не проводилось никаких мероприятий по уничтожению насекомых. Власти Российской Федерации признали, что распространение насекомых в следственных изоляторах является большой проблемой, и сослались на Руководство МВД СССР 1989 г., предписывающее проведение в местах заключения дезинфекционных мероприятий. Однако не усматривается, что в камере заявителя проводились такого рода мероприятия.
За время своего содержания под стражей у заявителя возникли различные кожные заболевания и грибковые инфекции, в частности в 1996, 1997 и 1999 годах, что вызвало необходимость объявлять перерывы в судебном разбирательстве по делу заявителя. Хотя остается фактом, что заявителю оказывалась медицинская помощь для лечения этих заболеваний, их рецидив свидетельствует, что крайне убогие условия содержания в камере, способствовавшие распространению заболеваний, оставались неизменными.
С большой озабоченностью Суд отмечает также, что иногда заявитель находился в камере вместе с лицами, болеющими сифилисом и туберкулезом, хотя власти Российской Федерации подчеркивали, что передача этих заболеваний была исключена ввиду проводившихся профилактических мер.
99. Тесноту и антисанитарию, описанную выше, дополняло устройство туалета в камере. Перегородка высотой 1,1 м отделяла унитаз, расположенный в углу камеры, от умывальника, но не от жилой ее части. При входе в ту часть камеры, где находится туалет, нет никакой ширмы. Заявитель тем самым был вынужден пользоваться туалетом на виду у других заключенных и присутствовать при пользовании им сокамерниками. Фотографии, представленные Суду властями Российской Федерации, являют зрелище грязной запущенной камеры с пространством, отведенным под туалет, не оставляющим человеку никакой приватности.
В то время как Суд с удовлетворением отмечает крупные положительные изменения, произошедшие в следственном изоляторе г. Магадан, где находится камера заявителя (как было продемонстрировано на видеоролике, представленном Суду властями Российской Федерации), это не может отвлечь внимание от совершенно неприемлемых условий содержания, которые вынужден был терпеть заявитель в исследуемый Судом период времени.
100. Условия содержания заявителя под стражей были также предметом озабоченности суда первой инстанции, рассматривавшего его уголовное дело. В апреле и июне 1999 года этот суд затребовал заключение медицинской экспертной комиссии о влиянии условий содержания под стражей на физическое и психическое здоровье заявителя после почти 4 лет заключения с тем, чтобы установить, позволяло ли ему состояние здоровья участвовать в судебном разбирательстве и не следовало ли его госпитализировать (см. выше __ 71 и 76). И хотя эксперты дали отрицательный ответ на оба вопроса, Суд принимает к сведению заключение экспертов, датированное июлем 1999 года, в котором перечисляются все медицинские показатели, имевшиеся у заявителя, т.е. нейроциркуляторная дистония, астеноневротический синдром, хронический гастродуоденит, грибковые инфекционные заболевания на ногах, руках и в паховой области, а также микоз (см. выше _ 30).
101. Суд приемлет утверждение об отсутствии в настоящем деле признаков того, что наличествовал умысел на унижение человеческого достоинства и попрание личности заявителя. Тем не менее, хотя вопрос о том, было ли целью обращения с лицом унижение человеческого достоинства и попрание личности жертвы, является фактором, который надлежит принимать во внимание, отсутствие любой таковой цели не может исключить вывод о наличии нарушения Статьи 3 (см. вышеуказанное постановление Большой Палаты Европейского суда по делу «Пирс против Греции»). Суд полагает, что условия содержания под стражей, которые заявитель вынужден был терпеть на протяжении примерно 4 лет и 10 месяцев, должны были причинить ему физические страдания, унизить его человеческое достоинство и породить в нем такие чувства, которые ведут к унижению и попранию личности.
102. В свете вышесказанного Суд установил, что условия содержания заявителя под стражей, в частности чрезмерная переполненность камеры, антисанитарная обстановка в ней и вредные для здоровья и благополучия заявителя последствия этой обстановки в сочетании длительностью срока содержания заявителя в таковых условиях приравниваются к унижающему достоинство обращению.
103. Соответственно нарушение Статьи 3 Конвенции имело место.
II. Предполагаемое нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции
104. Заявитель жаловался на то, что его длительное содержание под стражей до суда составляло нарушение пункта 3 Статьи 5 Конвенции, который устанавливает следующее:
«Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом (с) пункта 1 настоящей Статьи […] имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд».
А. Предварительные возражения властей Российской Федерации
105. Власти Российской Федерации утверждали, что жалоба заявителя должна быть рассмотрена в свете российской оговорки, сделанной при ратификации Конвенции. Согласно властям Российской Федерации, оговорка распространялась как на период содержания заявителя под стражей на стадии предварительного следствия, так и на период производства по делу в суде. Власти Российской Федерации ссылались на текст оговорки и содержание статей Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, указанных в оговорке. В частности, статьи 11, 89, 92 и 101 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (см. выше _ 89) наделяли суд правом применять меру пресечения в виде заключения под стражу на стадии судебного разбирательства вплоть до постановления приговора по делу.
106. Заявитель утверждал, что российская оговорка не применима к настоящему делу, поскольку в сферу действия оговорки не входит продолжительность содержания под стражей до суда. Заявитель настаивал на том, что цель оговорки состояла в том, чтобы сохранить за прокурором право санкционировать меру пресечения в виде заключения под стражу и в случаях необходимости продлевать сроки содержания под стражей.
107. Суд отмечает, что оговорка составлена с целью временного исключения из сферы действия пункта 3 Статьи 5 Конвенции некоторых норм Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, упомянутых в тексте оговорки, которые касаются порядка ареста, содержания под стражей и задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления. Эти нормы устанавливают условия и порядок применения мер пресечения, включая заключение под стражу, и перечень органов власти, уполномоченных принимать соответствующее решение.
Суд замечает, что оговорка ссылается на статью 97 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, в силу которой лицо может на основании постановления прокурора содержаться под стражей до 18 месяцев на период расследования преступления.
Несмотря на упоминание сроков содержания под стражей в период предварительного следствия, Суд обращает внимание на то, что предметом оговорки является порядок применения мер пресечения в виде заключения под стражу, в то время как предметом жалобы заявителя является длительность его содержания под стражей до суда, а не законность избрания этой меры пресечения.
108. Суд посему установил, что рассматриваемая оговорка по настоящему делу не применима.
B. Существо жалобы
1. Период времени, принимаемый во внимание при рассмотрении дела
109. В ходе рассмотрения дела не оспаривалось, что датой начала периода времени, принимаемого во внимание, является 29 июня 1995 г., когда в отношении заявителя была избрана мера пресечения в виде заключения под стражей.
Что же касается окончания этого периода, то согласно заявителю соответствующей датой является 31 марта 2000 г., когда Магаданский городской суд постановил свой второй приговор по делу. Власти Российской Федерации утверждают, что этот период завершился 3 августа 1999 г. постановлением Магаданским городским судом первого приговора по делу. Власти Российской Федерации настаивают также на том, чтобы исследование Судом длительности предварительного заключения заявителя ограничивалось бы периодом, начавшимся 5 мая 1998 г., то есть в день, когда Конвенция вступила в силу для Российской Федерации, и завершившимся 3 августа 1999 г.
110. Суд прежде всего напоминает, что при установлении продолжительности содержания под стражей до суда в контексте пункта 3 Статьи 5 Конвенции отсчет периода времени, который надлежит принимать во внимание, начинается в тот день, когда обвиняемый был заключен под стражу, и заканчивается этот период в тот день, когда определяется виновность обвиняемого, даже если таковое решение принимается судом первой инстанции (среди других источников правовых требований по данному вопросу см., в частности, постановление Европейского суда по делу «Вемхофф против Федеративной Республики Германии» (Wemhoff v. Germany) от 27 июня 1968 г. Series A, N 7, p. 23, 9 и цитируемое выше постановление Большой Палаты Европейского суда по делу «Лабита против Италии», _ 147). Таким образом, по настоящему делу отсчет срока содержания заявителя под стражей до суда начался 29 июня 1999 г., в день, когда он был арестован, и закончился 3 августа 1999 г., в день, когда по его делу Магаданским городским судом был вынесен обвинительный приговор. Дальнейшее содержание под стражей, продолжавшееся и после указанной даты в связи с обвинениями, не учтенными при постановлении приговора, не влияет на то обстоятельство, что с 3 августа 1999 г. заявитель отбывал наказание по приговору суда надлежащей юрисдикции в значении подпункта (а) пункта 1 Статьи 5 Конвенции.
Всего же заявитель пробыл в предварительном заключении четыре года, один месяц и четыре дня.
111. Поскольку период до 5 мая 1998 г. не подпадает под юрисдикцию Суда с учетом условия ratione temporis, Суд может принять во внимание только период в один год два месяца и двадцать девять дней, который прошел между указанной датой и датой постановления Магаданским городским судом приговора от 3 августа 1999 г. Однако Суд должен учесть тот факт, что к 5 мая 1998 г. заявитель, заключенный под стражу 29 июня 1995 г., уже находился под стражей два года десять месяцев и шесть дней (см., например, mutatis mutandis, постановление Европейского суда по делу «Мансур против Турции» (Mansur v. Turkey) от 8 июня 1995 г. Series А, N 319-B, p. 49, _ 51).
2. Разумность срока содержания под стражей
(a) Доводы сторон, представленные Суду
112. Заявитель утверждает, что не было необходимости заключать его под стражу и содержать в заключении в течение длительного срока, поскольку доказательств того, что он пытается воспрепятствовать установлению истины по делу, не имелось. Доводы, которые приводили власти, занимавшиеся делом, для обоснования содержания его под стражей, не относились к сути вопроса либо были недостаточными.
Заявитель утверждает также, что его дело не отличалось особой сложностью, как это было установлено Магаданским областным судом.
15 марта 1999 г. Три тома из девяти целиком состоят из его жалоб в адрес различных инстанций. В ходе расследования было допрошено 29 свидетелей; кроме того, в деле участвовали два гражданских истца.
Наконец, заявитель утверждает, что производство по делу осуществлялось без должного тщания со стороны властей. Столь длительный срок содержания его под стражей был вызван низким качеством следствия, необоснованными попытками следственных органов увеличить число пунктов обвинения в обвинительном заключении и отсутствием должного контроля над следствием со стороны надзирающих инстанций. В этой связи заявитель ссылается на выводы Магаданского городского суда от 3 августа 1999 г. (выше _ 80).
113. Власти Российской Федерации указывают, что заявитель был арестован на том основании, что он препятствовал установлению истины в ходе расследования по уголовному делу. Власти Российской Федерации далее оценивают период содержания заявителя под стражей во время предварительного следствия как разумно обоснованный с учетом сложности дела, значительного объема материалов дела (9 томов), большого числа участвующих в деле свидетелей и потерпевших.
(b) Оценка Суда
(i) Принципы, установленные в нормах прецедентного права Европейского Суда
114. Суд напоминает, что оценка разумности срока предварительного заключения не может быть дана абстрактно. Вопрос о разумности содержания того или иного обвиняемого под стражей должен быть исследован по каждому делу с учетом особенностей дела. Более длительное содержание под стражей может быть обосновано в каждом конкретном случае только при условии, что имеются конкретные признаки подлинной необходимости ограждения интересов общества, которая — несмотря на презумпцию невиновности — перевешивает принцип уважения свободы личности, записанный в Статье 5 Конвенции (среди других источников правовых требований по данному вопросу см., в частности, цитируемое выше в _ 110 постановление Большой Палаты Европейского суда по делу «Кудла против Польши»).
В первую очередь обязанность гарантировать, чтобы по конкретному делу срок предварительного заключения обвиняемого не превышал разумных пределов, лежит на национальных судебных властях. Во исполнение этой обязанности судебные власти должны — отдавая должное принципу презумпции невиновности — исследовать все аргументы за и против необходимости ограждения интересов общества, которая оправдывала бы отступление от требований Статьи 5. При этом такие аргументы должны быть изложены в принимаемых судебными властями решениях по ходатайствам об освобождении. По существу именно на основе мотивировок, излагаемых в этих решениях, и любых документально подтвержденных фактах, представленных заявителем в своих жалобах, суд призван решить, имело ли место нарушение пункта 3 Статьи 5 (см., например, цитируемое выше постановление Большой Палаты Европейского суда по делу «Лабита против Италии», _ 152).
Наличие разумно обоснованного подозрения, что задержанное лицо совершило преступление, является условием sine qua non законного длящегося содержания под стражей. Но по истечении определенного времени такого подозрения уже недостаточно. Суд должен потому установить, имелись ли иные основания для лишения свободы, далее выдвигаемые судебными властями. В случаях, когда такие основания были «относящимися к существу вопроса» и «достаточными», Суд должен также убедиться, что национальные власти проявили «должное тщание» в производстве по делу. Сложность и особенности конкретного расследования являются факторами, подлежащими исследованию в этом отношении (см., например, постановление Европейского суда по делу «Скотт против Испании» (Scott v. Spain) от 18 декабря 1996 г., Reports 1996-VI, pp. 2399-2400, _ 74, а также постановление Европейского суда по делу «И.А. против Франции» (I.A. v. France) от 28 сентября 1998 г., Reports 1998-VII, p. 2978, _ 102).
(ii) Применение вышеизложенных принципов по настоящему делу
(l) Основания для применения меры пресечения в виде содержания под стражей
115. В период времени, на который распространяется юрисдикция Суда с учетом условия ratione temporis, Магаданский городской суд мотивировал свой отказ заявителю в освобождении из-под стражи тяжестью предъявленных обвинений и опасений по поводу того, что в случае освобождения из-под стражи он будет препятствовать установлению истины по делу (см. выше _ 69). Европейский суд отмечает, что аналогичные мотивировки использовались городским судом и ранее — 27 декабря 1996 г. и 8 августа 1997 г. — для обоснования продолжающегося предварительного заключения заявителя (см. выше __ 43 и 46).
Европейский суд далее отмечает, что основной причиной принятия 29 июня 1995 г. решения о заключении заявителя под стражу было утверждение о том, что он препятствовал проведению расследования по делу, отказываясь предоставить определенные банковские документы, необходимые следствию, оказывал давление на свидетелей и, предположительно, занимался фальсификацией доказательств. Решение также указывало на тяжесть предъявленных ему обвинений.
116. Суд напоминает, что наличие сильного подозрения в том, что какое-либо лицо совершило тяжкие преступления, является, конечно, относящимся к сути вопроса фактором, однако само по себе такое подозрение не может оправдать длительный период предварительного заключения (см., например, цитируемое выше постановление Европейского суда по делу «Скотт против Испании», p. 2401, _ 78). Что же касается другого основания для продления срока содержания заявителя под стражей, которым руководствовался Магаданский городской суд, а именно — опасениями по поводу того, что в случае освобождения из-под стражи он будет препятствовать рассмотрению дела, то Суд отмечает, что в отличие от постановления следователя от 29 июня 1995 г. Магаданский городской суд не привел в своем решении никаких фактических обстоятельств в подтверждение своих выводов, в то время как эти обстоятельства были неизменны и в 1996 г., и в 1997 г., и в 1999 г. В постановлениях этого суда нет никаких указаний на какие-либо факторы, способные продемонстрировать обоснованность опасений относительно возможных действий заявителя в исследуемый период времени.
117. Европейский суд приемлет тот аргумент, что опасения в воспрепятствовании следствию вкупе с подозрениями, что заявитель совершил преступления, в которых он был обвинен, могли первоначально быть достаточным основанием для санкционирования заключения заявителя под стражу. Однако по мере того как производство по делу продвигалось вперед и собирание доказательств завершилось, такие основания для предварительного заключения утратили свою значимость.
118. Суммируя изложенное, Суд находит, что основания, которыми руководствовались власти при избрании в отношении заявителя меры пресечения в виде содержания под стражей, первоначально являясь относящимися к сути вопроса и достаточными, с течением времени утратили эти характеристики.
(ll) Порядок производства по делу
119. Что касается продолжительности уголовного расследования, Суд отмечает выводы национальных судов о том, что дело не отличалось особой сложностью, и что качество расследования по делу было низким, что способствовало проволочкам в производстве по делу (см. выше __ 69 и 80). Суд не видит причин прийти к иному заключению. Суд также замечает, что — согласно выводам национальных судов — следователи пытались необоснованно увеличить число пунктов обвинения в обвинительном заключении (см. выше _ 80). Это неприглядное обстоятельство подтверждается тем фактом, что только один из девяти пунктов обвинения был признан обоснованным приговором Магаданского городского суда от 3 августа 1999 г.
120. Что касается дальнейшего производства по делу в суде, то Европейский суд замечает, что в производстве по делу в Магаданском городском суде имели место существенные проволочки. Рассмотрение дела по существу, которое должно было начаться 11 ноября 1996 г., было 7 мая 1997 г. приостановлено в связи с отстранением от занимаемой должности председательствующего судьи. Рассмотрение дела не возобновлялось до 15 апреля 1999 г., хотя определенные процессуальные действия предпринимались в июле — августе 1997 года (назначение нового судьи и назначение даты судебного заседания), мае и июле 1998 года (передача дела для рассмотрения в другой суд), ноябре 1998 года (назначение даты судебного заседания), январе и марте 1998 года (решения о необходимости направления дела на дополнительное расследование).
И хотя остается неоспоримым фактом, что заседание суда, назначенное на 8 августа 1997 г., было вынужденно отложено ввиду неявки адвоката заявителя, а заявитель возражал против передачи дела для рассмотрения в другой суд (шаг, продиктованный желанием ускорить производство по делу), Суд не находит, что своими действиями заявитель заметно способствовал затягиванию производства по делу в период между двумя рассмотрениями дела по существу, когда производство не продвигалось вперед.
Тем самым очевидно, что затяжное производство по делу нельзя объяснять ни сложностью дела, ни действиями заявителя. С учетом характеристик, данных расследованию по делу, и существенных проволочек с рассмотрением дела в суде Европейский суд полагает, что власти по данному делу не проявили должной расторопности.
(lll) Вывод
121. Исходя из вышеизложенного, Суд приходит к выводу, что время, проведенное заявителем в предварительном заключении, превышает «разумный срок». Тем самым нарушение пункта 3 Статьи 5 Конвенции имело место.
III. Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции
122. Заявитель жалуется на то, что уголовные обвинения не были предъявлены ему в течение разумного срока, как это требуется пунктом 1 Статьи 6 Конвенции, который в части, касающейся данного дела, гласит:
«Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона».
А. Период времени, принимаемый во внимание при рассмотрении дела
123. Заявитель утверждает, что период времени, который надлежит принимать во внимание при рассмотрении дела, начался 8 февраля 1995 г., с момента возбуждения в отношении него уголовного дела, а завершился 31 марта 2000 г., в день, когда Магаданский городской суд постановил второй приговор по его делу.
Власти Российской Федерации настаивают на том, чтобы отсчет велся со дня передачи дела по обвинению заявителя в Магаданский городской суд 6 февраля 1996 г., а заканчивался в день провозглашения этим судом первого приговора по делу 3 августа 1999 г.
124. Европейский суд напоминает, что при определении продолжительности производства по уголовному делу надлежит учитывать срок с момента предъявления данному лицу «обвинения» в самостоятельном и существенном значении данного термина (среди других источников правовых требований по данному вопросу см., в частности, постановление Европейского Суда по делу «Корильяно против Италии» (Corigliano v. Italy) от 10 декабря 1982 г., Series А, N 57, р. 13, _ 34 и постановление Европейского суда по делу «Имбриоша против Швейцарии» (Imbriosca v. Switzerland) от 24 ноября 1993 г., А, N 275, р. 13, _ 36).
Таким образом, в настоящем деле подлежит учету срок с 8 февраля 1995 г., то есть с момента, когда заявитель стал подозреваемым в деле по обвинению в незаконном присвоении чужих средств. Что же касается окончания этого периода, то Суд отмечает, что после принятия решения от 29 сентября 1999 г. об отказе от обвинений, не учтенных при вынесении приговора, после того, как городским судом был вынесен приговор от 3 августа 1999 г., 30 сентября 1999 г. в отношении заявителя было выдвинуто новое обвинение, причем на основании прежних фактов. Суд отмечает, что новое обвинение фигурировало в первоначальном уголовном деле N 48529, возбужденном 8 сентября 1995 г. Ввиду этих обстоятельств, а также с учетом времени предъявления нового обвинения Суд пришел к выводу, что днем окончания подлежащего учету периода является 31 марта 2000 г., день вынесения городским судом приговора по последнему обвинению.
Исследуемый период, то есть период с 8 февраля 1995 г. по 31 марта 2000 г., в общей сложности составил 5 лет, 1 один месяц и 23 дня. И хотя юрисдикция Суда с учетом условия ratione temporis охватывает лишь период времени после 5 мая 1998 г., то есть со дня вступления Конвенции в силу в отношении России, Суд вправе принять во внимание состояние производства по делу на тот день (среди других источников правовых требований по данному вопросу см., mutatis mutandis, постановление Европейского суда по делу «Ягчи и Саргын против Турции» (Yagci and Sargin v. Turkey) от 8 июня 1995 г. Series А, N 319-А, р. 16, _ 40).
B. Разумность продолжительности производства по делу
125. Суд напоминает, что разумность продолжительности производства по делу надлежит оценивать в свете конкретных обстоятельств дела с учетом критериев, изложенных в нормах прецедентного права, создаваемых Судом. В частности надлежит учитывать сложность дела, действия заявителя и действия компетентных властей. В последнем случае необходимо также принимать во внимание и то, что для заявителя является важным в деле (среди других источников правовых требований по данному вопросу см. цитируемое выше постановление Большой Палаты Европейского суда по делу «Кудла против Польши», _ 124).
1. Позиции сторон
126. Что касается сложности дела, то заявитель ссылается на выводы Магаданского областного суда от 15 марта 1999 г. о том, что данное дело не представляло особой сложности, и длительные задержки в рассмотрении дела были необоснованны.
В отношении его собственных действий заявитель утверждает, что его жалобы были направлены на ускорение производства по делу. Кроме того, положения статьи 6 Конвенции не требуют от него активного содействия судебной власти, а его попытки воспользоваться средствами правовой защиты не могут служить основанием для предъявления ему претензий.
Что касается действий властей, занимавшихся его делом, то заявитель ссылается на низкое качество предварительного следствия и на недостатки, допущенные при производстве следствия, как установлено Магаданским городским судом 3 августа 1999 г. Кроме того, городской суд и сам нарушил нормы национального процессуального законодательства, не обеспечив соблюдение сроков начала судебного разбирательства, установленных статьями 223-1 и 239 Уголовно-процессуального кодекса. Заявитель отмечает, что в судебном заседании судом были допрошены лишь девять свидетелей. Он также ссылается на факт отстранения судьи от рассмотрения его дела, что не имело никакого отношения к заявителю, и на факт передачи его дела в Хасынский районный суд, что оказалось недейственным в смысле ускорения производства по делу.
127. Власти Российской Федерации признают, что рассмотрение дела заявителя заняло длительный период времени, но утверждают, что этот период не был неразумно долгим. Власти Российской Федерации настаивают, что столь длительный срок рассмотрения дела заявителя был вызван особой сложностью и объемом дела, а также необходимостью проведения всестороннего и полного расследования дела.
Более того, заявитель сам способствовал увеличению продолжительности производства по делу путем подачи многочисленных жалоб, включая повторные обращения с ходатайствами, которые ранее были отклонены. Власти Российской Федерации ссылаются в этой связи на выводы Магаданского городского суда от 15 июля 1999 г. и от 22 июля 1999 г., где в многочисленных просьбах, поданных со стороны заявителя в период судебного рассмотрения его дела, усматривается попытка намеренного затягивания производства по делу. Ходатайства заявителя о передаче его дела в другой суд в период между судебными заседаниями также приводили к затягиванию производства. Власти Российской Федерации указывают, что 30% материалов дела составляют жалобы и ходатайства заявителя.
Власти Российской Федерации также указывают, что срок предварительного заключения заявителя был засчитан в срок отбывания наказания по вынесенному ему приговору. Поэтому срок содержания заявителя под стражей до суда никак не повлиял на длительность общего срока его заключения.
Наконец, власти Российской Федерации заявляют, что соответствующие органы власти проявили гуманность по отношению к заявителю, объявив амнистию, в результате чего он был освобожден из заключения до истечения срока наказания, несмотря на то что он не возместил ущерб, нанесенным им банку и его многочисленным клиентам.
2. Оценка Суда
(a) Сложность дела
128. Суд отмечает, что исследуемое уголовное дело, по которому заявитель был единственным обвиняемым, касалось финансовых преступлений; в деле фигурировало значительное число доказательств и проходил ряд свидетелей. Суд, однако, замечает, что в период с 7 мая 1997 г., когда разбирательство дела было отложено, и по 15 апреля 1999 г., когда разбирательство дела было возобновлено, никаких следственных действий не предпринималось.
Суд учитывает вывод национального суда о том, что дело не представляло особой сложности, чтобы этим можно было оправдать проволочки в производстве (см. выше _ 69).
Таким образом, продолжительность производства по делу нельзя объяснять сложностью дела или потребностями предварительного следствия.
(b) Действия заявителя
129. Суд отмечает, что в ходе производства по делу заявителя в национальных судах он заявлял многочисленные ходатайства в связи с делом как во время судебного разбирательства, так и в промежутке между слушаниями дела. Суд напоминает, что Статья 6 Конвенции не требует от лица, привлеченного к уголовной ответственности, активно содействовать судебным властям (см., например, постановление Европейского суда по делу «Доббертен против Франции» (Dobbertin v. France) от 25 февраля 1993 г., Series A, N 256-D, p. 117, _ 43).
Суд замечает, что суд первой инстанции отклонил заявленные во время судебного разбирательства 15 апреля 1999 г. ходатайства заявителя как направленные на воспрепятствование рассмотрению дела. Однако нет признаков того, что в периоды других разбирательств, то есть с 11 ноября 1996 г. по 7 мая 1997 г. и с 20 декабря 1999 г. по 31 марта 2000 г., действия заявителя можно было бы охарактеризовать как направленные на затягивание производства по делу.
Что же касается ходатайств заявителя в период между слушаниями дела, то Суд замечает, что они относились главным образом к вопросу о затягивании судом первой инстанции рассмотрения его дела. Суд не может делать вывод, что эти ходатайства способствовали замедлению производства по делу, в особенности ввиду того обстоятельства, что по этим ходатайствам никаких действий не предпринималось. И если нет сомнений в том, что в целях ускорения производства дело заявителя было передано для рассмотрения в другой суд, заявителя нельзя обвинять в том, что он возражал против этого, тем более что передача дела не имела положительных результатов в смысле ускорения производства.
Суд замечает также, что один раз, 8 августа 1997 г., слушание дела было отложено ввиду неявки адвоката заявителя.
130. Суд полагает, что хотя заявитель и ответственен за некоторые проволочки в производстве по делу, в целом его действия не способствовали существенным образом затягиванию производства.
(c) Действия национальных властей
131. Как уже упоминалось выше, в производстве по делу были значительные проволочки, которые нельзя объяснять сложностью дела или действиями заявителя. В частности дело, находясь в производстве суда первой инстанции, оставалось фактически без движения почти два года, то есть с 7 мая 1997 г. по 15 апреля 1999 г.
132. Суд отмечает, что на протяжении всего производства по делу заявитель содержался под стражей. Это обстоятельство требовало со стороны судов, занимавшихся делом, приложить особые усилия к тому, чтобы правосудие отправлялось быстро.
133. Суд также отмечает, что после постановления приговора Магаданским городским судом 3 августа 1999 г. и принятия решения от 29 сентября 1999 г. об отказе от обвинений, не учтенных при вынесении приговора, в отношении заявителя было выдвинуто новое обвинение на основании прежних фактов, что еще более способствовало затягиванию производства, которое к тому моменту в суде первой инстанции уже тянулось более четырех с половиной лет.
134. Суд полагает, что власти, занимавшиеся делом, не исполнили свою обязанность проявлять особое тщание при производстве по уголовному делу, в особенности после вступления в силу Конвенции 5 мая 1998 г.
3. Вывод
135. С учетом вышеизложенного Суд считает, что продолжительность производства по делу не отвечает требованию о «разумном сроке». Соответственно, нарушение пункта 1 Статьи 6 имело место.
IV. Применение статьи 41 Конвенции
136. Статья 41 Конвенции устанавливает:
«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».
A. Вопрос о материальном ущербе
137. Заявитель предъявил требования о возмещении материального ущерба по следующим позициям:
(1) 130 599 долларов США в возмещение потери заработка как президента Северо-восточного акционерного банка за период его содержания под стражей с июля 1995 г. по 20 апреля 2000 г.;
(2) 203 000 долларов США в возмещение потери заработка в другой компании, которая уволила его ввиду ареста;
(3) 500 000 долларов США в возмещение утраты имущества компании после его ареста;
(4) 8600 долларов США в возмещение утраты его автомобиля;
(5) 11 734 376 долларов США в возмещение потери доходов от акций, которые он не мог продать по рыночной стоимости в 1995 г.;
(6) 436 226 долларов США в возмещение утраты его контрольного пакета акций в предприятии, объявленном банкротом в 1997 г.
Заявитель предъявляет требования о возмещении материального ущерба на общую сумму в 13 012 702 доллара США.
138. Власти Российской Федерации оспаривают эти требования.
139. Суд напоминает, что он присудит денежную компенсацию в соответствии со Статьей 41 Конвенции только в случае, если убедится полностью, что заявляемые потери и ущерб были действительно следствием установленного им нарушения Конвенции.
Что касается требования по пункту (1), то Суд замечает, что заявитель был осужден, и что время его предварительного заключения было целиком зачтено в срок назначенного ему наказания. Посему Суд полагает, что данное требование не подлежит удовлетворению.
Что касается остальных требований, то Суд полагает, что не было установлено прямой причинной связи между заявленным ущербом и нарушениями Конвенции, установленными Судом.
Посему Суд отклоняет требования заявителя, предъявленные по вопросу о возмещении материального ущерба.
B. Вопрос о моральном ущербе
140. Заявитель предъявил требования о выплате ему 9 636 000 франков Франции в виде возмещения морального ущерба.
141. Позиция властей Российской Федерации, изложенная Суду, состоит в том, что сумма требований заявителя чрезмерна и что само признание факта нарушения его прав было бы достаточным справедливым удовлетворением требований заявителя.
142. Суд полагает, что длительность содержания заявителя под стражей в ненадлежащих условиях заключения, равно как и длительность производства по уголовному делу должны были вселить в него чувства отчаяния, неопределенности и тревоги, которые не могут быть компенсированы исключительно признанием факта нарушения его прав.
143. Принимая решение на основе принципов справедливости, Суд присуждает заявителю возмещение морального ущерба в размере 5 000 евро.
C. Вопрос о судебных издержках и расходах
144. Заявитель сообщил Суду, что его расходы на услуги адвоката на период производства по делу составили примерно 40 000 долларов США.
145. Власти Российской Федерации полагают, что эти требования необоснованны, сумма их чрезмерна с учетом размеров адвокатских гонораров, существовавших в отдаленной Магаданской области в исследуемый период времени. Власти Российской Федерации поставили далее под сомнение подлинность некоторых документов, представленных в этой связи заявителем. Власти Российской Федерации также утверждают, что расходы заявителя на юридическую помощь, понесенные им в период производства по делу, вообще не должны компенсироваться Европейским Судом, поскольку заявитель был признан судом виновным в совершении преступления и осужден к лишению свободы.
146. Суд напоминает, что для включения судебных издержек и расходов заявителя в сумму возмещения ущерба, присуждаемую в порядке Статьи 41 Конвенции, должно быть установлено, что эти издержки и расходы действительно и неизбежно имели место в связи с обращением к средствам правовой защиты по факту, который был признан нарушением Конвенции, и что их сумма была разумна (см., например, Постановление Большой Палаты Европейского суда по делу «Нильсен и Джонсон против Норвегии» (Nielsen and Johnson v. Norway), жалоба N 23118/93, _ 43, ECHR 1999-VIII). Из представленных заявителем материалов очевидно, что издержки и расходы на юридическую помощь имели место в связи с его попытками добиться освобождения из-под стражи под залог. Однако он представил лишь частичное документальное обоснование искомой им суммы. При этом имевшие место расходы не связаны исключительно с нарушениями Статьи 3, пункта 3 Статьи 5 и пункта 1 Статьи 6 Конвенции.
Производя оценку на основе принципов справедливости, Суд полагает разумным присудить заявителю по вопросу о судебных издержках и расходах денежную сумму в размере 5 000 евро.
D. Пени
147. Суд считает, что размер пени по выплате компенсации должен быть установлен в размере предельной годовой процентной ставки по займам Европейского центрального банка плюс три процента.
По этим основаниям суд единогласно
1. Постановил, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции;
2. Постановил, что имело место нарушение пункта 3 Статьи 5 Конвенции;
3. Постановил, что имело место нарушение пункта 1 Статьи 6 Конвенции;
4. Постановил,
(a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления постановления в законную силу в соответствии с пунктом 2 Статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в российские рубли по курсу на день выплаты:
(i) 5 000 евро (пять тысяч евро) в возмещение морального ущерба;
(ii) 3 000 евро (три тысячи евро) в возмещение издержек и расходов;
(iii) любой налог, начисляемый на вышеуказанные суммы;
(b) простые проценты по предельным годовым ставкам по займам Европейского центрального банка плюс три процента подлежат выплате по истечении вышеупомянутых трех месяцев и до момента выплаты;
5. Отклоняет остальные требования заявителя о справедливой компенсации.
Совершено на английском языке, и уведомление о постановлении направлено в письменном виде 15 июля 2002 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.
Секретарь Секции Суда С.Долле,
Председатель Палаты Ж.-П.Коста
В соответствии с пунктом 2 Статьи 45 Конвенции и пунктом 2 Правила 74 Регламента Суда к настоящему Постановлению прилагается отдельное совпадающее мнение судьи А. Ковлера.
Отдельное совпадающее мнение судьи А.Ковлера
В целом я разделяю мнение своих коллег, высказанное по настоящему делу. Но при этом, учитывая правовую значимость Постановления Суда, я полагаю необходимым высказать некоторые замечания.
1. Оговорка, сделанная Россией в отношении пунктов 3 и 4 Статьи 5 Конвенции, касается применения определенных норм Уголовно-процессуального кодекса РСФСР от 27 октября 1960 г. (далее — УПК) с последующими изменениями относительно порядка содержания под стражей до суда. Эта оговорка распространяется и на статью 97 УПК «Сроки содержания под стражей», упомянутую в оговорке наряду с другими нормами УПК. Ввиду этого обстоятельства я нахожу затруднительным найти объяснение выводу Суда, содержащемуся в _ 108 его Постановления, согласно которому оговорка не распространяется на определенный отрезок периода предварительного заключения заявителя.
С моей точки зрения, Суду надлежало постановить, что оговорка распространяется, по крайней мере, на период, проведенный заявителем в предварительном заключении во время производства предварительного следствия. Тем не менее, следует иметь в виду, что расширительное толкование текста оговорки, как она применяется к статье 97 УПК, могло бы дать основания для определенных выводов о том, что продление сроков содержания под стражей свыше сроков, установленных частями 4 — 7 статьи 97 УПК, является законным в случаях, когда обвиняемый(ая) и его (ее) адвокат не в состоянии ознакомиться с материалами дела до истечения максимального срока содержания под стражей, когда обвиняемый(ая) и его (ее) адвокат ходатайствуют о направлении дела на дополнительное расследование либо когда суд направляет дело на дополнительное расследование по истечении срока содержания под стражей.
Иными словами, российская оговорка в отношении пунктов 3 и 4 статьи 5 Конвенции применяется не только к порядку предварительного заключения (который, кстати, коренным образом меняется с 1 июля 2002 г., когда соответствующие нормы УПК вступают в силу), но и к другим периодам содержания под стражей до суда. В этой связи необходимо определить, включает ли понятие «предварительное заключение» («detention on remand») время, проведенное под стражей после того, как дело было передано в суд.
2. Российское уголовно-процессуальное законодательство различает две категории предварительного заключения: предварительное заключение в период проведения предварительного следствия (когда лицо, содержащееся под стражей, «числится за следствием») и предварительное заключение в период производства по делу в суде (когда лицо, содержащееся под стражей, «числится за судом»). Это различие отражено в Федеральном законе от 13 июня 2001 г., который ограничил сроки производства по уголовному делу шестью месяцами. Однако в _ 110 своего постановления Суд со ссылкой на созданные им нормы прецедентного права счел, что предварительное заключение включает в себя весь период досудебного содержания под стражей — со дня заключения лица под стражу и до дня вынесения судом приговора. В конце концов, для задержанного, запертого в переполненной камере, нет разницы, числится ли он за следствием или за судом, или заключение его под стражу было произведено до вступления Конвенции в силу в отношении государства-ответчика или после. Это различие, однако, должно было бы иметь значение для Европейского Суда, если Суд приемлет мысль о том, что в определении разумности сроков содержания под стражей доля усмотрения государства имеет значение.
Заявителю была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу на период предварительного следствия с 29 июня 1995 г. (день, когда он был заключен под стражу) по 19 июня 1996 г. (день, когда прокуратура области передала дело в Магаданский городской суд), то есть одиннадцать месяцев и двадцать два дня, что является меньше предельного срока в восемнадцать месяцев, установленного частью 2 статьи 97 УПК. После этого обвиняемый мог быть немедленно освобожден (часть 3 статьи 97 УПК). Этот отрезок времени предварительного заключения заявителя не может быть поставлен в вину государству-ответчику, поскольку он предшествовал моменту вступления в силу Конвенции в отношении России (несовместимо с условием ratione temporis).
Содержание заявителя под стражей на период производства по делу в суде длилось до 3 августа 1999 г., когда Магаданский городской суд постановил свой первый приговор, то есть три года, один месяц и двадцать один день (как это установлено Европейским судом выше в _ 110 своего Постановления). Не следует забывать, что отсрочки с вынесением приговора и — соответственно — затянувшееся пребывание заявителя в заключении частично были вызваны ходатайствами заявителя об отводе судей и его ходатайствами о рассмотрении дела судом в ином составе, равно как и заменой адвокатов и их неявкой в суд, что Суд косвенно приемлет в _ 130 своего Постановления. Эти отсрочки в целом составили один год и три месяца. Это, конечно, не оправдывает процессуальную волокиту со стороны самих судов, но несомненно создает иную картину содержания заявителя под стражей в период, когда его дело находилось в производстве суда.
Наконец, направление дела на дополнительное расследование и постановление Магаданским городским судом 31 марта 2000 г. второго приговора по делу продлили срок содержания под стражей еще на семь месяцев — в соответствии с частью 7 статьи 97 УПК.
Тем не менее, в целом заявитель провел пять лет, один месяц и двадцать три дня под стражей, из которых четыре года, девять месяцев и два дня были проведены в следственном изоляторе N 1 г. Магадана. Это не может считаться разумным сроком содержания под стражей для целей пункта 3 Статьи 5 Конвенции, несмотря на обстоятельства, мною изложенные выше. В соответствии с частью 8 статьи 97 УПК заявитель несколько раз обращался в суды с просьбой о судебной проверке законности и обоснованности его содержания под стражей. Он тем самым исчерпал все предоставленные ему в этих целях внутригосударственные средства правовой защиты.
3. Что же касается вопросов, возникающих на основе пункта 1 Статьи 6 Конвенции (право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок), то Суд, по моему мнению, к сожалению, пренебрег тем обстоятельством, что заявитель не использовал свое право обжаловать приговор суда от 3 августа 1999 г., тем самым оставляя вопрос об исчерпанности внутригосударственных средств правовой защиты открытым. Верно, однако, что доводы заявителя подкрепляются тем обстоятельством, что этот приговор не вступил в законную силу, принимая во внимание дополнительное расследование и новый приговор, вынесенный 31 марта 2000 г.
4. С учетом вышеизложенных соображений я считаю уместным согласиться с мнением своих коллег касательно нарушений Статьи 3, пункта 3 Статьи 5 и пункта 1 Статьи 6 Конвенции, но полагаю, что размер справедливой компенсации, присужденной в _ 143 Постановления, должен быть определен отдельно в отношении различных нарушений Конвенции, установленных Судом.
Комментарий Уполномоченного РФ при Европейском суде по правам человека
Павла Лаптева:
— 15 июля 2002 года Европейский суд по правам человека огласил свое постановление по делу «Валерий Калашников против Российской Федерации». В соответствии с ним признано, что в отношении этого гражданина были нарушены положения статей 3, 5 и 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Эти нарушения касаются условий его содержания в следственном изоляторе N 1 г. Магадана, а также сроков следствия и рассмотрения уголовного дела в суде по обвинению его в присвоении денежных средств.
Калашников Валерий Ермилович являлся президентом Северо-Восточного акционерного банка. 8 февраля 1995 г. Управлением внутренних дел Магаданской области в отношении заявителя было возбуждено уголовное дело и предъявлено обвинение в том, что он совершал умышленные действия, направленные на завладение чужим имуществом путем обмана и злоупотребления доверием, присвоение и растрату денежных средств, а также подделку и использование заведомо подложных документов.
3 августа 1999 г. В.Е. Калашников приговором суда признан виновным и осужден по ч. 3 ст. 147.1 УК РСФСР к пяти годам шести месяцам лишения свободы с конфискацией имущества с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима.
Поскольку В.Е. Калашников приговор в кассационном порядке не обжаловал, 11 августа 1999 г. приговор вступил в законную силу.
26 июня 2000 г. на основании пункта 7 постановления Государственной Думы от 26 мая 2000 г. «Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов» В.Е. Калашников был освобожден от дальнейшего отбывания наказания.
Европейский суд постановил, что власти Российской Федерации должны выплатить В.Е. Калашникову 8000 евро, в том числе 5000 евро — компенсация за моральный ущерб и 3000 евро в порядке возмещения судебных издержек. Необходимо отметить, что требования Калашникова достигали суммы более чем 12 млн. долларов, а претензии касались еще как минимум шести статей конвенции, однако они были отвергнуты Европейским судом.
К сожалению, судьи Европейского суда не проявили достаточного стремления к установлению истины, отказавшись посетить г.Магадан (власти РФ неоднократно приглашали их сделать это). Это могло бы помочь им лучше понять те трудности, с которыми сталкивается российская судебная и пенитенциарная системы, и соответственно более объективно разобраться в данном деле.
В отношении условий содержания Калашникова под стражей следует констатировать, что они не вполне соответствовали требованиям, предъявляемым к пенитенциарным учреждениям в других странах — членах Совета Европы. Однако при этом необходимо учитывать в целом неудовлетворительное состояние мест предварительного заключения и лишения свободы в Российской Федерации, которое вызвано причинами прежде всего финансово-экономического характера. В настоящее время в Российской Федерации реализуется Федеральная целевая программа «Реформирование уголовно-исполнительной системы Министерства юстиции Российской Федерации на 2002 — 2006 годы», что позволит преодолеть имеющиеся трудности.
Что касается затянутых сроков следствия и судебного разбирательства, то со вступлением в силу нового УПК РФ, а также принимая во внимание, что Верховный суд РФ стал уделять этой проблеме самое пристальное внимание (в частности, виновные в судебной волоките по делу В.Е. Калашникова судьи отстранены от занимаемых должностей и более в судебной системе не работают), данные проблемы также начали решаться, и российская правовая система стала твердо основываться на европейских стандартах.
Предварительная резолюция Комитета Министров Совета Европы
от 4 июня 2003 г. N ResDH(2003)123
относительно постановления Европейского суда по правам человека от 15 июля 2002 г. (окончательное решение от 15 октября 2002 г.) по делу «Калашников против Российской Федерации»
Комитет Министров, согласно пункту 2 статьи 46 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, с изменениями, внесенными Протоколом N 11 (далее — Конвенция),
рассмотрев постановление Европейского Суда по правам человека (далее — Суд) от 15 июля 2002 г. по делу Калашникова, переданному в Комитет Министров после утверждения согласно статье 44 Конвенции;
принимая во внимание, что дело было начато по жалобе N 47095/99 против Российской Федерации, поданной в Суд 1 декабря 1998 г. в соответствии со статьей 34 Конвенции г-ном Калашниковым Валерием Ермиловичем, гражданином России, и то, что Суд признал приемлемыми жалобы на плохие условия его содержания под стражей с 1995 по 2000 гг., в частности, переполненные помещения и антисанитарное состояние, а также жалобы на превышение срока содержания под стражей и продолжительность производства по уголовному делу;
принимая во внимание, что в своем постановлении от 15 июля 2002 г. Суд единогласно
— постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции относительно условий содержания заявителя под стражей, что является унижающим достоинство обращением;
— постановил, что имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции вследствие превышения срока предварительного заключения заявителя до суда;
— постановил, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции вследствие превышения срока производства по уголовному делу;
— постановил, что правительство государства-ответчика должно выплатить заявителю в течение трех месяцев с даты утверждения постановления Суда указанную ниже сумму в рублевом эквиваленте по соответствующему курсу на дату выплаты — 5 тыс. евро за моральный ущерб, 3 тыс. евро в возмещение издержек и расходов, простые проценты по предельным годовым ставкам по займам Европейского центрального банка плюс три процента по истечении вышеупомянутых трех месяцев и до момента выплаты;
— отклонил остальные требования о справедливой компенсации;
принимая во внимание обязательства всех государств, вытекающие из пункта 1 статьи 46 Конвенции, подчиняться решениям Суда, включая принятие общих мер для предотвращения новых нарушений Конвенции, подобных выявленным в постановлении Суда;
подчеркивая, что необходимость принятия таких мер тем более существенна, что постановление выявило наличие организационных проблем, которые могут явиться причиной возникновения новых подобных нарушений Конвенции;
предложив Российской Федерации проинформировать Суд о принятых или принимаемых мерах по результатам настоящего постановления;
с удовлетворением отметив, что государство-ответчик выплатило заявителю оговоренную в постановлении сумму вовремя, 17 декабря 2002 г.;
проверив информацию российских властей о мерах, предпринятых к настоящему моменту, предпринимаемых или планируемых для предотвращения новых нарушений, подобных выявленным (данная информация приведена в приложении к данной резолюции);
отметив, что общие меры, необходимые в связи с данным постановлением, тесно связаны с предстоящей уголовной реформой и реформой пенитенциарной системы Российской Федерации, и приветствуя достигнутый в этой области прогресс;
с удовлетворением отмечая, в частности, существенное снижение наличия переполненных помещений в следственных изоляторах (СИЗО) и обеспечение улучшения санитарных условий, что видно из последних статистических данных, представленных Комитету Министров российскими властями (см. приложение);
осознавая, однако, что для решения организационных проблем, выявленных в данном постановлении, в этой области требуется принятие дальнейших мер;
подчеркивая, в частности, важность четких мер российских властей для ликвидации переполнения помещений в СИЗО, там, где эта проблема сохраняется (57 из 89 российских регионов), и исправления санитарных условий заключения в соответствии с требованиями Конвенции,
призывает российские власти продолжить и усилить предстоящую реформу в целях улучшения условий во всех пенитенциарных учреждениях в соответствии с требованиями Конвенции, и, в частности, так, как оговорено в постановлении по делу Калашникова, для предотвращения новых подобных нарушений;
предлагает властям продолжать информировать Комитет Министров о конкретных фактах улучшения ситуации, в частности, представляя соответствующие статистические данные о переполненности, о санитарных и медицинских условиях в следственных изоляторах;
постановляет рассмотреть на одном из своих заседаний не позднее октября 2004 г. наличие дальнейшего прогресса в принятии общих мер, необходимых для эффективного предотвращения данного вида нарушений Конвенции.
Приложение
к резолюции ResDH(2003)123
Информация, представленная Правительством Российской Федерации при рассмотрении дела Калашникова Комитетом Министров
Что касается условий предварительного заключения, Правительство полностью осознает наличие организационных проблем, выявленных в постановлении по делу Калашникова, и настроено исправлять их в соответствии с обязательствами России, вытекающими из Европейской конвенции, как оговорено в постановлении Суда. Эта решимость была продемонстрирована, помимо прочего, в ряде конкретных мер, предпринятых как до, так и после вынесения постановления по делу Калашникова 15 июля 2002 г.
Правительство ссылается, в частности, на две крупные реформы, которые уже обеспечили существенное улучшение условий предварительного заключения и последовательное соблюдение требований Конвенции:
новый Уголовно-процессуальный кодекс, вступивший в силу 1 июля 2002 г., обеспечил существенное сокращение числа обвиняемых, находящихся в заключении в ожидании суда, в частности, за счет передачи судам полномочий о вынесении постановлений о заключения под стражу и введения более жестких критериев, допускающих заключение под стражу до суда. Так, среднее число подследственных, заключаемых под стражу в месяц, сократилось с 10 тыс. в 2001 г. до 3700 в сентябре-октябре 2002 г. В результате общее число содержащихся под стражей сократилось со 199 тыс. в октябре 2001 г. до 137 тыс. в октябре 2002 г., обеспечив, таким образом, существенное сокращение переполнения помещений следственных изоляторов (СИЗО);
Федеральная целевая программа «Реформирование уголовно-исполнительной системы Министерства юстиции Российской Федерации на 2002 — 2006 годы», утвержденная постановлением Правительства РФ от 29 августа 2001 г., предусматривает строительство новых следственных изоляторов (СИЗО) на 10130 мест и реконструкцию большого числа существующих, с перспективой улучшения, помимо прочего, санитарных условий содержания в заключении. В 2002 г. в российских СИЗО было создано 838 новых мест.
В результате указанных мер размер санитарной площади в расчете на одного заключенного увеличился к 1 января 2003 г. до 3,46 кв.м. Предусмотрено дальнейшее улучшение. В 32 из 89 российских регионов число лиц, содержащихся в предварительном заключении, больше не превышает предельных норм, установленных для следственных изоляторов.
В ноябре 2002 г. Министерство юстиции РФ опубликовало в своем ведомственном сборнике («Ведомости УИС», N 8/2002) отчеты Европейского Комитета по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (ЕКПП) по результатам посещения мест заключения, находящихся в ведении этого министерства (т.е. учреждений предварительного заключения и тюрем). Правительство считает, что данная публикация будет очень полезной для исправления в тесном сотрудничестве с ЕКПП условий предварительного заключения в соответствии с требованиями Конвенции.
Что касается превышения сроков предварительного заключения и уголовно-процессуальных действий, российские власти указали, что новый Уголовно-процессуальный кодекс является хорошим средством предотвращения новых подобных нарушений, поскольку он передает в ведение судов всю полноту полномочий назначать и продлевать предварительное заключение и вводит более строгие сроки проведения расследования и судебного разбирательства (см. статьи 109, 162, 255).
Кроме того, по результатам постановления по делу Калашникова Заместитель Председателя Верховного Суда РФ 5 сентября 2002 г. разослал циркулярное письмо во все районные и республиканские суды Российской Федерации, указывая на наличие необоснованных процессуальных задержек, лежащих в основе нарушений, выявленных Судом в деле Калашникова. В циркуляре подчеркивается, что постановление по делу Калашникова имеет значение прецедента, за которым последуют очень серьезные последствия, поскольку оно отражает позицию Суда по важному вопросу, касающемуся основополагающих прав лиц, подвергаемых уголовному наказанию, в том числе права на разумный срок процессуальных действий. В конце циркуляра содержится призыв ко всем судам обеспечивать строгое соблюдение сроков, установленных Уголовно-процессуальным кодексом для расследования и судебного разбирательства, и предотвращать необоснованные процессуальные задержки.
Кроме того, Правительство РФ обеспечило публикацию постановления по делу Калашникова (на русском языке) в официальной ежедневной «Российской газете» (от 17 и 19 октября 2002 г.), публикующей все законы и постановления в Российской Федерации. Постановление было опубликовано также в ряде российских юридических журналов и баз данных в Интернете, и стало, таким образом, доступным органам власти и общественности.
Учитывая широкое освещение постановления по делу Калашникова и его обязательную силу, Правительство РФ уверено, что отечественные суды будут применять постановление непосредственно: решения о заключении под стражу будут базироваться на законных основаниях, как того требует пункт 3 статьи 5 Конвенции; уголовно-процессуальные действия будут совершаться в разумные сроки, как того требует пункт 1 статьи 6 Конвенции.
Распоряжение Правительства РФ от 10 декабря 2002 г. N 1727-р
Во исполнение решения Европейского суда по правам человека от 15 июля 2002 г. по делу «Калашников против Российской Федерации» Минфину России выплатить в IV квартале 2002 г. Калашникову В.Е. за счет средств резервного фонда Правительства Российской Федерации средства (в рублях) в размере, эквивалентном 8000 евро по курсу Банка России на дату выделения средств, на компенсацию морального ущерба и возмещение судебных издержек.
Председатель Правительства
Российской Федерации М.Касьянов
Москва
10 декабря 2002 г.
N 1727-р